Письма с фронта

Начало Великой Отечественной Войны застало моего дедушку, Александра Хрисановича Вязникова, двадцатидвухлетним учителем Бело-Ануйской школы Усть-Канского района. В его жизни к этому времени произошло немало событий – и хороших, и горестных. Вырос Александр в большой семье, у его родителей было четверо сыновей и две дочери. Отец очень хотел, чтобы дети учились, и сам отвез Сашу в педагогический техникум в Ойрот-Туру, который он закончил в 1937 году и был направлен работать учителем начальных классов в Черном Ануе. В этом же году отца его, Вязникова Хрисана Ефимовича, колхозного кузнеца, постигла страшная участь: он был арестован, увезен в Ойрот-Туру и, как стало известно много позднее, расстрелян по обвинению в шпионаже в пользу Японии. Его жена, Прасковья Анисимовна, осталась с детьми одна. Александра исключили из комсомола, не брали в армию. В такой обстановке началась трудовая жизнь.

Молодые учителя района, а их была целая группа, общались, помогали друг другу в работе. Так Александр познакомился с Ларисой Григорьевной Шебалиной – учительницей русского языка и литературы Бело-Ануйской школы, где она работала после окончания учительских курсов в Бийске. Лариса была двумя годами моложе Саши. Стали переписываться, встречаться, затем создали семью.

Когда началась война, все ждали призыва в армию, но дедушку – сына «врага народа» – лишь вызывали в военкомат и отправляли назад. К этому времени в семье появился сыночек Борис. Однако час разлуки с семьей настал. Моего дедушку призвали на фронт в августе 1942 года.

В конце октября Александр Вязников прибыл на Калининский фронт и был зачислен в пулеметную роту 280-го полка 185-й дивизии. В этой роте прошел он пешком путь от верховьев Москва-реки до Эльбы: Калинин, Ковель, Варшава, Штеттин, Берлин, Эльба.

С семьей в это тяжелое время связывали письма. Моя бабушка Лариса Григорьевна хранила письма с фронта всю свою жизнь. Их больше ста. С виду они очень разные: это и листки, сложенные треугольником, и открытки, и листочки, в сложенном виде образующие конверт. Написаны то карандашом, то чернилами.

В письме от 19 января 1943 года дедушка просит подробно описать жизнь маленького Борика и других членов семьи. Здесь же он пишет о себе: «Сейчас на дворе светит яркое солнце, стоят морозные дни. Я же сижу в землянке, в которой нет ни одного окна. Вместо двери дыра, завешенная рогожным мешком. Тут же ведро с выбитым дном и дырой сбоку изображает печку. Это жилище я не променял бы и на царские хоромы. Моя жизнь не лишена трудностей (приходится по 8 – 10 суток не видеть нашей дорогой землянки). Я вступил в кандидаты члена партии. Мое вступление говорит о том, что здесь я не на плохом счету…».

Мысли о сыне никогда не оставляли молодого отца. Вот он пишет: «Жаль, что не пришлось создать ему лучших условий для развития и самому наблюдать его первые шаги в жизни. Если он родился под счастливым дневным солнцем и не без помощи своего отца, то сын испытает его ласку…». А родился Борис на горном перевале по дороге в больницу, и моему дедушке пришлось самому принимать роды и даже перегрызть пуповину зубами!

Письмо от 25 августа 1943 года: «Стараюсь по мере возможности писать вам, хотя обстановка не располагает к этому. Шумно, хотя и небо чистое, и на земле все стихло. Мне кажется, уши будут воспроизводить этот шум без конца. Какую ненависть вызывают немцы! Зайдя в дом, увидел расписанный красками портрет фюрера. Не отдавая себе отчета, прострочил его свинцовой строчкой. Вот пленные гансы – жалкий вид: косматые, бледные, лопочут гады: «Гитлер капут». Нет сострадания и чувства жалости к ним. Неизмеримо труден военный шаг, но он направлен на Запад. Там и только там наш мир. Мужайтесь, скоро пойдем до дому, если не я, то кто-нибудь».

28 августа 1943 года: «Сейчас трудно поверить в возможность пережитого. Но на то, как говорится, и война. Эти строки свидетельствуют о моем благополучии. При взятии одного населенного пункта освободили несколько женщин. Одна из них с ребенком лет двух. Бедная, она никак не давала мне его на руки. Потом, уже очнувшись от испуга, она сказала: «На, подержи». Вот бедная мать, настрадавшаяся под оккупацией. А сколько таких матерей и детей! Ни один немец не заслуживает права на жизнь. Лара, сбереги Бориса! Очень скучаю по нему, часто вижу во сне».

В своих письмах дедушка выражал беспокойство и о судьбе своих братьев – Георгия, Федора, и младшего, Василия, которому пришлось стать солдатом в 17 лет. Во фронтовых условиях братьям сложно было наладить переписку между собой, и все они писали в тыл Ларисе Григорьевне (их мать, Прасковья Анисимовна, была неграмотная). А уже она сообщала им новости друг о друге.

Письмо от 23 сентября 1943 года: «Сегодня у нас в части праздничный день. Командир зачитал Приказ Главнокомандующего, в котором он благодарит нас за успешные боевые действия и присваивает нашей части почетное звание по имени того населенного пункта, который мы освободили». Здесь дедушка пишет о Смоленской операции, которая продолжалась с 7 августа по 2 октября 1943 года. 185-я стрелковая дивизия получила наименования Панкратовской за взятие сильно укрепленного пункта противника, опиравшегося на это село. В дальнейшем дивизия стала называться Панкратово-Пражской.

Письмо от 12 ноября 1943 года: «…Если тебе будет грустно или даже обидно при долгом отсутствии моего письма, смири свою обиду и подумай, что в это самое время, быть может, я лежу под бомбежкой в окопе или ничком кидаюсь в воронку от разорвавшегося снаряда, или жмусь к сырой грязной земле под градом посвистывающих пуль. Я припоминаю случай из августовских боев прошлого лета. Ранним утром мы оказались в поле. Закрепляясь, начали отрывать окопы. Не успели по десяти лопаток земли выбросить, как уже летят немецкие самолеты. Я в окоп. Спущусь головой – ноги не входят, ногами – голова наружу. Потом ребята смеялись: многие проделывали то же, что и я».

Это одно из немногих писем, отражающих боевую обстановку. Обычно дедушка писал, что «живет хорошо». А жена ему в ответ сообщала, что семья всем обеспечена, но это было далеко не так. Как раз в 1943 году не уродилась картошка. По каким-то причинам колхоз перестал учителям выдавать муку и другие продукты. Чтобы выжить, копали марьины коренья, вываривали их и ели. А ведь надо было вести уроки, растить детей и участвовать в сенокосе, уборке урожая наряду с колхозниками, которых кормили на полевом стане, что учителям не полагалось. Коллектив учителей написал Сталину о своем бедственном положении. Письмо отвез в Москву фронтовик, возвращавшийся в армию после лечения. Приехало районное начальство, было разбирательство. Бабушка рассказывала, как боялась тогда, что ее посадят. Ведь письмо составляли коллективно, а писала она, учительница русского языка. Но все закончилось благополучно, жалобу признали обоснованной, и снабжение возобновилось.

А война продолжалась. 29 января 1944 года: «за 12 дней отмахали порядком. Варшава далеко в тылу… Сейчас ведем бои на самой границе Германии. Думаю, что удастся побывать в самой вражьей берлоге. На днях видел трогательную сцену на дороге. Освободили несколько сот русских, среди них было много женщин и детей. Навстречу одному солдату бросилась девушка. Вот так брат встретился с угнанной на каторгу сестрой».

В ходе военных действий мой дедушка был трижды ранен, но не опасно: «Ты напрасно так встревожилась. После незначительной царапины я просто отдохнул в санитарной части своего подразделения, хотя отдыхом это назвать трудно: обычная суета и тревога…»

6 августа 1944 года дедушка пишет: «Теперь нахожусь недалеко от западной границы Польши… Хотелось бы побывать у фрицев «в гостях». Поговорить есть о чем. Сначала я думал: немцы так безжалостно расправляются только с русскими, жгут, что могут. Нет, они не оставляют ничего живого и в Польше. Что за люди, черт их знает. И в плен-то сдаются не по-человечески: то убегает, что есть мочи, то вдруг бросает оружие… и бежит к тебе. Кроме немцев попадаются мадьяры, венгерские гусары-конники. Народ до невозможности злой. Плененный, он никогда не посмотрит открытым взглядом. Одно твердит: «Москау».

3 апреля 1945 года: «Здравствуй, Лара! Сегодня пишу тебе под впечатлением, что мы переживаем знаменательный момент… Сейчас на Западе фронт немцев рухнул. Войска союзников находятся от нас в каких-нибудь 300 км. Мы от Берлина не дальше 60 км. Эти километры для условий современной войны очень маленькие. Может быть, это письмо застанет тебя в условиях мира. Так что есть от чего придти в восторг… Хотя погода стоит серенькая – немецкая, как и вся кирпичная Германия. Цивилизованная, но черная, проклятая страна, не знающая пределов своей ненасытности».

На фронте мой дедушка был награжден Орденом Красной Звезды и медалями: За отвагу, За освобождение Варшавы, За взятие Берлина, За победу над Германией, двумя медалями За боевые заслуги. Бабушка тоже имела награду – медаль За доблестный труд в Великой Отечественной войне.

После долгожданной капитуляции Германии и заключения мира служба в Германии продолжалась. Счастливая встреча с семьей произошла только в начале 1946 года. 15 февраля 1946 года Александр Хрисанович Вязников был назначен директором Усть-Канской школы, то есть вернулся к своей любимой педагогической работе. Фронтовые товарищи ведь так всегда и называли его – Учитель. Он окончил заочно Барнаульский педагогический институт, а Лариса Григорьевна – Горно-Алтайский учительский институт. Брак их длился более шестидесяти лет. Не стало моего дедушки в 2002 году, бабушка пережила его на пять лет.