Еще об одной книге

Сегодня вечером я сделала коллекцию на тему, взятую из еще одной книги, которую нежно люблю и могу читать с любого места - и до самого конца. Это роман литовского писателя Альбертаса Юозенаса, писавшего под псевдонимом Юозас Балтушис, - "Проданные годы".

ОСТОРОЖНО! ДАЛЕЕ БУДУТ СПОЙЛЕРЫ!!!

Повествование ведется от лица маленького мальчика из бедной семьи, работающего пастушком у разных хозяев. Время действия - дореволюционное, место действия - маленькие литовские деревеньки.

Мальчик переходит от одних хозяев к другим, летом - пастуша и помогая в разных домашних и полевых делах, зимой возвращается домой, где ждут его мать, отец, сестренка Маре и братик Лявукас. Братика и сестренку тоже со временем ждет такая же доля, и кажется, что этот круговорот никогда не закончится.

Каждая хозяйская семья - это потрясающе представленные абсолютно разные характеры, это невероятные обстоятельства и перипетии жизни!

Вот одни: у них есть батрак, которого они боятся лишиться - так хорошо, старательно он работает, как на себя! Но могут: у батрака есть мечта - получить надел земли и жениться на девушке, которую он любит. И вот, чтобы оставить его у себя, хозяева пускаются на всевозможные ухищрения, чтобы отложить, а то и вовсе отменить такое развитие событий... А у отца девушки - долги, и, не в силах больше ждать, она выходит замуж за богатого, чтобы спасти отца от тюрьмы... И батрак, не выдержав такого горя, уходит из жизни...

Вот другие: мать, три сына и батрачка. Мать перед смертью завещала младшему жениться на батрачке, чтобы не упускать хорошую работницу из семьи. И кто бы мог подумать, что девушка давно лелеет свой собственный план: как избавиться от всех братьев, переписать все добро на себя и привести на хозяйство любимого - тоже батрака. Только вот не рассчитала она, что не каждый согласится на богатство, добытое таким зверским путем...

Вот третьи: отец, мать, три сына и дочь. Отец лежит, хворый, но управляет всем домом железной рукой, доводит домочадцев придирками и поучениями. И все терпят, потому что - глава семьи! А еще всем известно - спрятано у него золото, и ищут, подсматривают, подслушивают... Помер отец - и развалилась семья, разделилась, переругалась, передралась - из-за лишней охапки сена, из-за старого тележного колеса, из-за того, кому кормить пастушка...

Книга написана замечательным языком - конечно, это заслуга автора, но не меньшая - и переводчика, сумевшего так передать текст, что наслаждаешься каждым предложением! А какие там диалоги! Читаешь - и как живые встают перед глазами те, кто разговаривает! Вот посмотрите сами:

Сели обе возле гостя по бокам. Сидели, ждали. А тот пыхтел в конце стола, утирал пот и все еще не решался.

— Может, еще кого позвать, Казимераса или Юозёкаса? — спросила старуха, заметно выходя из терпения.

— Может, не надо…

— Так что же стряслось?

Пятнюнас не выдержал, многозначительно посмотрел на обеих женщин, потом вытащил из кармана четырехугольный конверт, бросил на стол и прихлопнул его ладонью:

— Письмо принес.

Замолчали обе женщины, притихли, глаз не могут поднять: шутки сказать — письмо. Было бы это, скажем, осенью или зимой, тогда приходят кое-какие бумажки из волостного правления… А теперь? Тут уж что-то необычное. Пятнюнас спешил рассказать об том редком случае:

— Встал я утром и, как встал, подумал: день ведренный, думаю, чего бы не сходить в костел? Наваксил сапоги, надел брюки и опять думаю: все парами идут, отчего бы и мне с Салямуте не пойти? Пришел я к вам, а тут…

— А мы дома остались… — объяснила ему старуха, — домашнюю обедню отчитали… Разве теперь выйдешь из дома? Эта злодейка Дамуле так втерлась, ничего нельзя оставить без присмотра. А кому письмо-то?

— Вам, — ответил Пятнюнас и торопливо продолжал дальше: — Как Салямуте сказала «нет», я и подумал: почему мне одному не пойти? И пошел я, накинул пиджак на плечо. Иду. И Пятрас Макнюнас идет со мной, а Пашаписы едут. Кобыла у них жеребая, скоро жеребиться должна, на каждом шагу спотыкается, а они, видишь, запрягли, поехали! Ну, думаю, не хозяин он…

Так и видится, как парень наслаждается моментом, с каким превосходством поглядывает на слушательниц: как же, такое событие, и он - главный герой!

— А письмо на самом деле мне? — спросила его старуха. — Покажи.

Пятнюнас еще крепче прижал письмо ладонью.

— На почте взял, неужто письма под заборами валяются, — продолжал он дальше. — Обогнали нас Пашаписы, всех запылили, ну, ничего, отряхнулись, не доходя местечка. А обедню сам настоятель служил, только проповедь читать послал викария Баублиса. Вот это уж проповедь была! На пьяниц кричал, а потом за вечеринки… И откуда он все знает? Как по-писаному жарит про девок; чтобы ему пусто было, думаю, этому ксендзу.

— Письмо-то, письмо где? Отдай, не томи, — умоляюще протянула руку старуха.

— Да я, может, не все еще рассказал.

— Мамаша, дай ты человеку рассказать, — сказала Салямуте. — Нашла, когда спешить, — «письмо, письмо»…

— Салямуте верно говорит, — похвалил ее Пятнюнас. — А после проповеди мы по местечку погуляли. Унтулиса из Дауйочяй я встретил, зазывал к себе попировать, а потом опять, гляжу, Шуопа из Гинтвиляй разгуливает; верхом приехал, заодно лошадь подковать, — спешил он рассказывать. — И тут я вдруг подумал: хорошо бы на почту зайти.

— И зашел, и взял, и ладно сделал… Давай же письмо, зятек.

— Сейчас я.

— Мамаша, пятки, что ли, тебе кто припекает? Ведь и читать не умеешь, и в письме не смыслишь.

— Так, может, я и почитаю, — предложил свои услуги Пятнюнас. — Я умею. Три зимы в школу ходил, до сих пор не забыл. Вот зашел я и спрашиваю: нет ли чего в нашу деревню? А тут почтарь и говорит: бери, говорит, Пятнюнас… Вот так при всех и говорит: бери, говорит, Пятнюнас, и отнеси, ты человек надежный, не затеряешь… Мы ведь с ним знакомые, — пояснил он с гордостью. — Ты, говорит, честный, вот и отнеси. Только не читай дорогой. Письма, говорит, свои можно читать, а за чужие в тюрьму сядешь. Поглядел я на письмо и думаю: нужно, думаю, отнести, — кончил Пятнюнас и с довольным видом поглядел на обеих женщин.

Насладившись их изумлением, поднял руку.

— Вот оно — письмо, — сказал и тут же распечатал конверт.

Потрясающе же, правда?