История создания колье "Алголь"/ "Algol"

Нам довольно часто задают вопросы об источниках вдохновения, творческих замыслах, работе над тем или иным проектом мастерской Гримуара, поэтому сегодня мы пополним наш блог рассказом о трёх частях. Надеемся, что он будет Вам интересен и познавателен.
Из года в год мы стараемся создавать украшения на грани декоративного и "философского искусства", или за гранью этих понятий. Но, работая уже почти год над коллекцией хрупкого тактильного живого мира просто необходимо немного отвлечься на другие темы, перевести взгляд с горизонтали на вертикаль. Поэтому, так неожиданно прервавшись, мы продолжили солярный цикл мифическо-алхимических персонажей, дополнив его новой трактовкой Алголя.
Носить полноформатные картины и скульптуры в качестве украшений было бы несколько абсурдно даже для нашей эпохи, поэтому мы идём другим направлением, усложняя украшение смыслом, но не лишая декоративной привлекательности.
И на этот раз, заперевшись в мастерской и объявив месяц повышения квалификации, мы тайно работали над одним из излюбленных образов всех символистов - Медузой Горгоной, в неожиданной трактовке с помощью Алголя, Звезды Дьявола. А так как "дьявол кроется в деталях", то нам есть о чём рассказать.

Часть I
Процесс. Как обычно, работа началась с эскизов и поиска материалов. Десяток схематических набросков и зарисовок, незапланированная самостоятельная картина, ставшие главными ориентирами, родились на одном дыхании. Однако существенную трудность представлял поиск небольшой (ведь от его размеров зависят и пропорции, и общий размер всего колье) раковины аммонита с ярким перламутром. Когда необходимый образец был найден ( ещё раз спасибо магазину Mukha Jewellery за чудесный аммонит!), начались "великие и ужасные" каркасные работы. Так как окаменелая раковина весьма увесиста, её необходимо было закрепить непосредственно в проволочном каркасе, просверлив в центре отверстие. Где-то между сверлением вручную и чисткой известняковых отложений мы ненароком угробили верхний слой перламутра раствором уксуса, поэтому на помощь нам пришел мистер Dremel, с насадками для нежной шлифовки. За несколько часов аммонит преобразился и работа продолжилась. Внутренний каркас в точности повторяет абрис композиции, но особенную сложность представляла собой декоративная маскировка восьми проволочных лучей, выходящих из центра раковины и фиксирующих её, соединяя верхнюю и нижнюю части колье. Из-за большого количества деталей процесс был разбит на множественные этапы, а композиция на фрагменты, которые лепились и запекались отдельно, постепенно собираясь в общую картину.

Часть II
Стиль. Венский сецессион привлекает своей театральной постановочностью, графическим лаконизмом, монументальностью и одновременно изящностью форм. Образ Медузы не стоит рассматривать ни как персонажа исключительно негативного, ни как жертву обстоятельств, но всё же хтоника безудержно влечёт своей непричастностью к современному миру реальных вещей и его символы были и будут предметом новых трактовок. И именно венский, торжественный и мистический, в меру эротический и холодный, югендстиль даёт возможность уловить и земной трагизм и неземную эфемерность Медузы Горгоны. Так как и сам модерн черпал вдохновение в искусстве древних цивилизаций и в этнических художественных традициях, нам так же предстоял выбор дополнительных средств воплощения своих идей в этой сфере.

Детали, цвет, материалы.
Изначально отказавшись от более логичного для семантики самого названия "Алголь", перенасыщенного деталями арабского ориентализма, было решено двигаться в поисках декораций в сторону Дальнего Востока и попробовать совместить воедино греческую стройность форм, столь органично освоившуюся в вышеупомянутом австрийском модерне, с китайскими и японскими традиционными орнаментами и узорами. Так, вертикальный барельеф со змеями - фрагмент, навеянный фотографией музейного экспоната: оформленным золотыми драконами бруском китайской туши "huimo" 徽墨 ( коллаж №1, фото#3) и имитация японского сплава меди и золота "сякудо /шакудо" 赤銅 , хотя и выполненная в стилистике более близкой к европейскому модерну, чем к своим восточным первоисточникам. Верхняя часть композиции вылеплена в адаптированном стиле китайского классического орнамента стихий неба и воды ( популярный культурно-религиозный орнамент в эпоху династии Хань, ( коллаж №1, фото#1)).
Яркий насыщенный красный не слишком свойственен колористике модерна, к тому он может внести в композицию не только излишнюю чувственность, но и, учитывая специфику темы, ту агрессию и хищность, которой хотелось бы избежать в подаче этого образа. Однако красный цвет - незаменимая психологическая ловушка для внимания. Поэтому для того, чтобы змеиный барельеф не терялся на фоне центрального фрагмента, его обрамляют две спокойные, но контрастные терракотово-горчичные ниспадающие полосы. Такой выбор оттенков созвучен и с сепией окаменелой раковины, и с красно-оранжевыми переливами аммолита, к тому же он смягчает и оттеняет насыщенный глубокий цвет вставок из граната.

Часть III
Форма и содержание.Статичные геометрические фигуры: прямоугольники, треугольники, прямые линии чередуются с витыми и ломанными орнаментами и объёмными фактурами, с плавными изгибами рельефного профиля, с выразительной темпераментностью лица; с угрожающим танцем змей, своевольно покидающих узкую полосу орнамента, оплетая раковину и подвесной элемент. Создаётся ощутимое впечатления движения и жизни в рамках застывшей сцены.
Выбор материалов как всегда не случаен: красный гранат, затеняющий раковину вспыхивающую алым светом, но сплетенный с ней, вместе они составляют смысловой центр композиции- аллегорию двойной звезды Алголя; аммолитовый перламутр с его завораживающим спектром - небольшой отголосок невероятной красоты межзвездных туманностей, сотканных из газа, пыли и плазмы; холодный жемчуг, уравновешивающий баланс белого, смягчая фатально - патетическую красно-чёрную гамму; и наконец - небольшой по площади, но поглощающий пространство угольный обелиск, чёрное притягательное неведомое.

Игра соотношений "большого в малом" и сочетание, казалось бы, несочетаемого - любимые приёмы Гримуара, как в визуальном, так и в смысловом подтексте. Одной из главных задач этой работы было совместить сразу несколько противопоставленных уровней: традицию и модерн ( в широком понимании обоих понятий), миф и религию, Восток и Запад, сценическую патетику античной драмы и чистый бессознательный трепет перед темнотой и бесконечностью, глубоко личностное и бездонно космическое, показав последнее хоть и не буквально, но хотя бы атмосферно.
В остальном же, Вам предстоит самим раскрыть этот многоярусный образ, ведь взгляд Горгоны это всего лишь невидящий взгляд устремлённый в небо, к гипнотизирующему мерцанию тревожной звезды, а за красными шторами прячется первопричина всех поступков.

Спасибо за внимание!